К узловым проблемам древнейшей истории юго-восточной
Европы и Передней Азии относится круг вопросов, связанных
со скифами. Скифские материалы весьма значимы также для
индоиранистики в целом, для решения многих узловых
вопросов востоковедения. Скифы являлись своего рода
«посредниками» между Европой и Азией. Показательно, что
одна из монографий о скифах известного ираниста
В.И.Абаева имеет подзаголовок «На стыке Востока и
Запада».
Скифов мы встречаем на закате одного из самых
значительных государств древнего Востока – Ассирии и на
заре Мидийского царства. Скифо-сакские племена сыграли
важную роль в создании Парфянской и Кушанской держав.
Таким образом, скифы были не только «всеразрушающими
варварами», но и большой творческой силой, определившей
ход историко-культурного процесса древних цивилизаций.
Способствуя распаду некоторых старых рабовладельческих
держав Востока, скифы вместе с тем «культурно связывали
разрозненные области древнего мира» (Е.И.Крупнов ), «создали первое после урартов государство» (Б.Н.Граков) на территории СНГ, сформировали своеобразное искусство так называемого «звериного стиля», оказавшее влияние на культуру других этносов, включая славян. Говоря о
древнейших обитателях юга России, В.О.Ключевский отмечал, что (в XIX в.) наука была еще «пока не в состоянии уловить прямой исторической связи этих азиатских носителей южной Руси со славянским населением, как и
влияние их художественных заимствований и культурных
успехов на быт полян, северян и проч.» Тем не менее, подчеркивал ученый, «эти данные имеют большую
общеисторическую цену».
Что касается Северного Кавказа, то, по мнению
Г.В.Цулая, скифская «колонизация» VII-VI вв. до н.э. стала «для местных народов таким же поворотным событием,
как для Грузии завоевания Александра Македонского и
возникновение эллинистического мира».
Раннескифская история традиционно исследуется на
основе сведений античных авторов, восточных источников и
археологических материалов. Однако воссоздать
«общепризнанную убедительную реконструкцию исторической
картины до сих пор не удалось» (Д.С.Раевский ). Более
того, как подчеркивает И.В.Куклина, «еще ни один из
узловых вопросов скифоведения не получил окончательного
разрешения».
Отнюдь не претендуя на решение спорных вопросов, автор
предлагает свое видение некоторых сюжетов истории ранних
скифов. Учитывая особую значимость военной элиты в
общественном быту скифов той поры, картинки из жизни
номадов мы представим в виде нескольких портретов.

Ишпакай

В течение многих лет специалисты предлагают
различные версии событий, связанных с успешными походами
скифов в Переднюю Азию. Не отвергая возможность
единовременного похода большого войска архаических скифов
из мест их основного обитания (а таковым в ту эпоху были
Центральное и Западное Предкавказье), мы все-таки
склоняемся к мнению историков, по данным археологии
фиксирующих другую модель – проникновение отдельных
военных отрядов, не имевших обозов, через перевалы
Большого Кавказа. Иногда задерживаясь в Закавказье, они,
являясь воинской – и только воинской – группой,
достаточно органично вписывались в местную среду. Эти
скифские отряды могли вести самостоятельные военные
действия, служить наемниками, объединяться в необходимых
случаях в крупное войско под началом удачливого
предводителя и т.п. В известных на сегодняшний день
клинописных текстах отражены действия лишь наиболее
крупных скифских соединений.
На протяжении VII-VI вв. территория Передней Азии
являлась ареной челночных передвижений преимущественно
небольших отрядов скифов с временным оседанием в
указанном регионе. Повышенный интерес вызывает информация
об одном из таких отрядов скифов во главе с вождем
Ишпакаем. Впервые его упоминают ассирийские надписи царя
Асархаддона (680-669 г. До Р.Хр.). В ту далекую пору
воины Ишпакая представляли самую большую опасность не
только для великой Ассирии, но и для других государств
древнего мира. Народы Передней Азии охватывала паника при
одном только известии о появлении скифских отрядов. Не
случайны эпитеты, которыми награждают их архаические
разделы Библии: «бедствие с севера», «великий народ
страны северной», «ужас со всех сторон», «истребители
народов… колчан его – как открытый гроб; все они – люди
храбрые» и т.д.
В союзе с мидийцами скифы Ишпакая разбили родственных
по происхождению киммерийцев. Античный автор Полиен,
рассказывая об этом событии, утверждал, что киммерийцев
разбили при помощи «отважнейших псов». Кто же скрывается
за «отважнейшими псами» Полиена?
По мнению А.И.Иванчика , это сообщение, в основе
которого лежит, вероятно, достоверная информация, имеет
явно фольклорный характер. Ученый обратил внимание на
распространение в разных местах Малой Азии рассказа об
изгнании киммерийцев псами. Таким образом, в фольклоре
«отважные псы» заменяют скифских воинов. В этой связи
отметим этимологию имени предводителя скифов – Ишпакай,
восходящего к spaka «собака».
Собака и волк почитались священными ираноязычными
народами, особенно молодыми воинами. . Сказанное относится и к скифам Ишпакая, которые
не только поклонялись собаке, но и во время боя приходили
в неистовство, сравнимое с яростью сражающегося пса.
Приведенные данные сопоставимы с запросом Асархаддона к
оракулу бога Шамаша, в котором говорилось о том, что
скифы могут выставить «пса воинственно-яростно-бешеного».
Ключом к интерпретации сообщения о скифских «воинах-
псах» является, на наш взгляд, мысль И.М.Дьяконова: «В
первобытном мире, как и всюду, наступление есть лучшая
оборона, и агрессивность принадлежит поэтому к числу
необходимых социально-психологических побуждений, между
прочим, и как побуждение к движению вообще. Нечего и
говорить, что агрессивность всегда эмоциональна».
Почитание собаки молодыми скифами Ишпакая понуждало их
во время боя вести себя соответствующим образом —
сражаться с врагом, как разъяренные собаки. В таком
поведении нельзя усмотреть нечто «варварское»,
характерное лишь для скифов. В традиционных культурах
технические приемы запугивания противника перед атакой
являлись важной фазой сражения. Подобные приемы
применялись по особой ритуальной схеме, где нет мелочей,
тут важно все: и одежда, и крик, и жест, и т.д.
Ф.Кардини, изучавший истоки средневекового рыцарства —
европейские воинские общины и мужские союзы – был поражен
одним фактом. «Речь идет, – пишет он, – о превращении
(если не буквальном, то, по меньшей мере, ритуальном, а
также психоповеденческом) воина в дикого зверя… Наши
военные лексиконы, да и сама геральдическая символика,
унаследованная от античности и средневековья, хранят
следы этого древнего “превращенного зверя”.
Скандинавские и германские саги красочно рисуют портрет
«воина-зверя». В каком-то смысле это «настоящий» зверь.
Германский воин, рычащий, как медведь или собака, как бы
на самом деле становился медведем, волком, бешеной
собакой. Между ним и животным-патроном устанавливалась
симпатико-магическая связь. Например, берсеркр – в более
позднее время синоним слова «воин», иногда «разбойник», в
общем, опасной личности, подверженной приступам
бешенства. Но изначально термин «берсеркр» имел
совершенно иное значение – «некто в медвежьей шкуре,
воплотившийся в медведя». Обратим внимание – в медведя, а
не просто облачается в его шкуру!

Разница принципиальная.
Рядом с берсеркром, воином-медведем, стоит улфедхинн,
т.е. «волчья шкура», облаченный в шкуру волка воин-волк.
Поклоняясь Одину, богу воинов, берсеркры следовали его
заветам; они бросались в бой очертя голову, вероятно,
находясь под воздействием самогипноза, галлюциногенных
грибов или других наркотических веществ. Саги сообщают,
что они вопили и прыгали, не обращали внимание на раны,
абсолютно не чувствовали боли. По словам историка XIII
в., «подобные бешеным псам или волкам, они грызли
собственные щиты; они были сильны, как медведи или вепри;
они повергали врагов наземь, их не брали ни сталь, ни
огонь».
У скифов, как и у некоторых других народов древности,
группы «воинов-зверей» были организованы в некий военный
союз, основная характерная черта которого – участие
юношей. По свидетельству Тацита, они «начинают все битвы,
они всегда составляют передовой строй, вид которого
поразителен». Хозяйственными делами они не занимались
даже в мирное время. Вне всякого сомнения, это группа
привилегированных воинов, выделявшихся среди прочих.
Очевидно, таким же привилегированным отрядом были
скифские воины-псы Ишпакая. Составляя своеобразный клан,
они поклонялись своему тотему, называя себя его именем и
даже вели от него свою мистическую родословную.
Изложенное позволяет нам присоединиться к мнению
А.И.Иванчика: в рассказе Полиена об «отважнейших псах»
речь идет о скифском мужском союзе. Его покровитель, бог-
воитель, почитался в образе собаки или волка;
соответственно и все члены союза также считались воинами-
псами (волками).
Следы скифских представлений о воинах-волках
сохранились в нартовском эпосе. В некоторых вариантах
один из героев эпоса – Сауай, подобно римским близнецам,
выкармливается волками. Сослан, один из виднейших
нартовских героев, стал неуязвимым после того, как
выкупался в волчьем молоке. Причем, в ряде версий волчиц
для этой цели сгоняет и помогает доить прародитель собак
Силам. О дружбе между нартами и волками свидетельствует
ряд сказаний. В одном из них умирающий Сослан предложил
волку полакомиться его мясом. Однако волк благородно
отказался, вспомнив многочисленные благодеяния, оказанные
ему Сосланом. В сказании о “Черной лисице” волк дружески
беседует с обращенным в собаку Урызмагом, а затем
последний помогает волкам истребить стадо своего хозяина.
Наконец, первопредок правящего рода Ахсартаггата носил
имя Уархаг, что в переводе означает “Волк”. Сказание об
Уархаге и его потомках – тотемический миф о происхождении
племени от волка. Здесь же отметим, что имя Уархаг (в
греч. передаче Аргот) носил один из первых скифских
царей, дед Скила.
Как дети Волка, нарты “больше всего любят охоту,
войны, набеги и походы за добычей”; относительно
характера нартовских походов не приходится заблуждаться:
“это были хищнические, волчьи походы” (В.И.Абаев ).
Как видно, и в эпосе и в рассказе Полиена о скифских
“отважнейших псах” мы имеем дело с союзами мужчин-воинов.
Члены такого священного союза имели, очевидно, свой
отличительный знак – скорее всего, в виде собаки (волка).
Не с этим ли связано то обстоятельство, что изображения
собаки часто встречается на бронзовых поясах скифских
воинов, найденных на Северном Кавказе, в Закавказье и
Передней Азии. Собака изображена на бронзовых пластинах
из Нижней Рутхи, в группе памятников скифского клада в
Казбеги и т.д.
Возможно, воины-псы изображены на горите (с луком и
стрелами) из знаменитого кургана Солоха. В сцене на
центральной части молодые безбородые скифы сражаются с
опытными скифскими всадниками. Но если лица юношей дышат
благородством, а фигуры подчеркнуто красивы, то лица и
позы бородатых конных скифов, напротив, злобны и
утрированно безобразны – очевидно, мастеру так
представлялась ярость сражающихся “воинов-зверей”.
След мужских союзов находим и на средневековом
Кавказе. В “Книге познания мира” (1404 г.) архиепископ
Иоанн де Галонифонибус, описывая “Кавказские или
Каспийские горы”, среди примечательностей региона отметил
и то, “что там живут человекособаки – полусобаки и
полулюди, которые бегают быстрее, чем олень”. Архиепископ
писал далее об этих существах, что “они имели во всем
человеческий облик, но концы ног у них были, как у ног
быков, и голова у них была человеческая, а лицо, как у
собаки”.
По нашему мнению, и в данном случае мы имеем дело с
фольклорным отражением реального бытования мужского
союза, поклонявшегося собаке.
Резюмируя изложенное, отметим, что рассказы античной
традиции об “отважнейших псах” скифов связаны с
общеиндоевропейскими представлениями о находившемся под
покровительством тотема-волка (собаки) мужском союзе. У
скифов особенно были развиты представления о молодых
членах мужского союза, как двуногих волках-псах.
Показательно и то, что древняя традиция подвиги скифов в
Передней Азии приписывала мобильному отряду воинов без
женщин, т.е. настоящему мужскому союзу.
С мужскими союзами связано и представление о великих
воинах, во время боя впадавших в неистовство, превращаясь
в псов-волков. Представляется верной догадка А.И.Иванчика
о том, что имя предводителя скифского отряда – Ишпакай
(от spaka “собака”) – не личное имя, а почетное прозвище
главы войска членов мужского союза псов или волков.
Возможно, упоминание пса-волка в запросе оракулу Шамаша,
о котором выше уже говорилось, является лишь переводом
имени Ишпакая.
Если приводимая конструкция верна, то мы имеем дело с
подвижным отрядом молодых скифов и их военным
предводителем (мужского союза) Ишпакаем. Интересен в этой
связи сюжет из всеобщей истории Помпея Трога о скифах в
период их владычества в Азии: “В это время двое скифских
юношей из царского рода, Плин и Сколонит , изгнанные из
отечества происками вельмож, увлекли за собой множество
молодежи, поселились на капподокийском берегу…”
Разновидностью мужского союза у скифов являлся
институт “друзей”, насколько известно, впервые описанный
Геродотом в разделе о похоронных обрядах. Скифов из
царского рода, “когда они умрут, самые близкие
родственники везут, положив на повозки, к друзьям. Каждый
из этих (друзей), принимая сопровождающих у себя, обильно
их угощает…” Э.А.Грантовский, подробно
проанализировавший институт “друзей” у скифов, подчеркнул
разнообразные функции членов такого союза: участие в
походах, поддержка жизненными средствами, культовые
связи, участие в похоронах и т.д. Но, в таком случае,
перед нами фактически описание дружины или ее прообраза.
Без особой натяжки можно сказать, что аналогичный отряд
возглавлял Ишпакай.

Мадий, сын Партатуа

После гибели Ишпакая около 675 г.
до н.э. на исторической арене появляется новый скифский
военный вождь – Партатуа. Восточные источники сразу же
отреагировали на появление воинов Партатуа,
представлявших для местных народов большую опасность. Не
без трепета царь великой Ассирии Асархаддон спрашивал у
оракула: “Если мои вельможи вместе с войском пойдут в
страну мидян для сбора дани, то не разобьют ли их мидяне
с союзниками”, среди которых особо выделено “войско
скифов”. Они же названы еще в одном запросе в качестве
возможных врагов Асархаддона.
В то время Ассирия все еще оставалась крупнейшей
державой переднеазиатского региона и располагала
многочисленной грозной армией. Ассирия угрожала соседним
народам не только завоеванием, грабежами и насилием, но и
полным уничтожением их самостоятельности. В этих условиях
коалиция Мидии и Манны получила в лице скифов мощных
союзников. Объединенные войска, успешно развивая
наступление, осадили несколько крупных ассирийских
крепостей, включая важный город Кишесу. Контрнаступление
Асархаддона, видимо, не имело успеха. Тогда царь Ассирии
сменил тактику и попытался предотвратить надвигающуюся
катастрофу при помощи хитрой дипломатии. Стремясь внести
раздор в стан противника, он отправил гонцов к
предводителю мидян и скифов.
Вскоре ассирийской дипломатии удалось скифов из врагов
сделать союзниками. Обсуждался вопрос о браке Партатуа с
дочерью царя Асархаддона. Сохранился запрос к оракулу
бога Шамаша: “Партатуа, царь скифов, послал гонца к
Асархаддону … если Асархаддон, царь Ассирии, отдаст в
жены Партатуа, царю скифов, дочь царя, вступит ли с ним
Партатуа, царь скифов, в союз, слово верное, мирное,
слово дружбы скажет ли Асархаддону, царю Ассирии, клятву
верности будет ли выполнять поистине…”
Обращает на себя внимание то, что Партатуа в восточных
источниках определенно называется “царем скифов” или
“царем страны скифов”. Ишпакай таких титулов не
удостаивался.
В отличие от скифов Ишпакая, довольствовавшихся, в
основном, военной добычей, служилая знать Партатуа и
Мадия, вероятно, получала часть дани, взимаемой скифами с
покоренного населения. “В течение двадцати восьми лет, —
писал Геродот, – скифы властвовали над Азией, и за это
время они, преисполненные наглости и презрения, все
опустошили. Ибо, кроме того, что они с каждого взимали
дань, которую налагали на всех, они еще, объезжая страну,
грабили у всех то, чем каждый владел”.
Возможно, часть добычи воины Партатуа и Мадия
отправляли к своим родным на Северный Кавказ, служивший
для скифов своеобразной базой для походов в Переднюю
Азию. Очень соблазнительно присоединиться к мнению
археологов и курган I хутора “Красное знамя” связать (по
находке остатков ассирийской колесницы) с Партатуа.
В исторической литературе высказывалось предположение о
том, что память о Партатуа и его деятельности в Азии в
трансформированном виде сохранилась в устной традиции
народов Закавказья. Видный древнеармянский историк Мовсес
Хоренаци упоминает одного из участников разгрома Ассирии
— первого армянского царя Паруйра, сына Скайорда
(последнее имя расшифровывается как “сын сака”, т.е. “сын
скифа”). На сходство имен Паруйра и Партатуа указывал Гр.
Капанцян, подчеркнувший также особый след, оставленный
скифами в топонимике, антропонимии аристократических
домов и фольклоре Армении.
И.М.Дьяконов, при условии наличия эпико-исторической
основы легенды о Паруйре, допускал, что тот мог быть
армянским вождем скифского происхождения и, возможно,
потомком Партатуа.
Эта идея имеет косвенные аргументы. Известны
многочисленные факты успешного пребывания скифов на
территории Армении, одна из областей которой получила
наименование “область саков” – Сакасена. В историографии
(включая Закавказскую) в разных вариантах бытует идея,
наиболее принципиально высказанная Гр. Капанцяном,
считавшим “историческим фактом” смешение скифов “с
местными хаями – армянами. Недаром армянский писатель
Корюн армян называет “аскеназским” (= скифским) родом.
После смерти Партатуа власть наследовал его сын Мадий.
О военных успехах Мадия писали Геродот, Диодор, Трог и
Страбон. Геродот, например, сообщает об огромном войске
номадов, которых “вел царь скифов Мадий, сын Партатуа”.
По предположению В.Б.Виноградова, Мадий мог быть сыном
Партатуа от дочери Асархаддона. Как бы то ни было, многие
исследователи считают, что Мадию в середине VII в. до
н.э. так же, как и его отцу в 70-х гг. того же века,
пришлось еще раз спасать союзный Ниневийский трон от
напиравших варваров. Его отряды разбили мидян, после чего
приобрели господство над всей Азией; одержали победы в
Малой Азии. Вскоре Мадий разбил киммерийцев Лигдамиса
(Тугдамме).

Считалось, что в середине 650-х гг. до н.э.
киммерийцы разбили лидийского царя Гига, а около 654 г.
потерпели поражение от скифов. Однако по хронологии
Э.А.Грантовского, Гиг погиб около 644/643 г. до н.э. Что
касается киммерийцев, то их вождь Тугдамме после этого
продолжал угрожать Ассирии, как после него и его сын
Сандакшатру. Из опубликованной в 1933 г. Р.Томпсоном
ассирийской надписи выяснилось, что Тугдамме не был кем-
то разбит, а умер от болезни, подробно описанной в
источнике. Поражение киммерийцев, по Э.А.Грантовскому,
“произошло не ранее середины 630-х годов или даже позже”.
Ослабление Ассирии благоприятствовало росту скифской
мощи. Именно при Мадии она достигла своей кульминации.
Время скифской гегемонии в Передней Азии определяется по-
разному; наиболее аргументированной представляется
датировка 652(3) – 625 гг. до н.э.
Локализация “царства скифов” затруднительна.
Выявленные недавно новые факты вроде бы свидетельствуют о
создании “киммерийского” (скифского?) “царства Вселенной”
на территории северной Сирии. В то же время количество
археологических находок, скифских поселений и могильников
склоняет к мысли о существовании “царства скифов” на
Северном Кавказе.
В любом случае источники (Геродот, Трог, Диадор,
Курций Руф ) фиксируют военные успехи Мадия в Передней
Азии. Они разбили мидян, после чего долгое время
господствовали над всей Азией; одержали ряд побед в Малой
Азии, где наряду с другими племенами разбили родственных
себе киммерийцев (унаследовав от них власть над этими
районами); совершили грабительские походы в Восточное
Средиземноморье, Сирию и Палестину, откуда угрожали
Египту, но фараон Псамметих откупился от них дарами (что,
однако, не помешало на обратном пути разграбить храм в
городе Аскалоне).
Скифское владычество в Азии закончилось после того,
как Киаксар перебил их верхушку. Большая часть скифов
Мадия ушла из Азии, и на пути в Европу какая-то часть
осела, видимо, на Северном Кавказе. Находки из
Келермесских и Баксанских курганов, включавших вещи
малоазийского производства, свидетельствуют о том, что
они относятся к концу VII в. до н.э., ко времени
возвращения скифов Мадия из переднеазиатских походов.
Наиболее ранние курганы Келермесской группы могут
принадлежать к периоду, предшествовавшему походу Мадия —
около середины VII в. до н.э.
В целом, на эпоху “царей” скифов – Партатуа и его сына
Мадия – приходится пик господства скифов в Передней Азии.

Анахарсис

Анахарсис – один из наиболее известных сынов Скифии и
мыслителей древности. Античные авторы сохранили о нем
много разнообразных сведений. Это неудивительно, ибо
современники признали его одним из семи величайших
мудрецов древнего мира.
Наиболее полные биографические сведения об Анахарсисе
приводит Диоген Лаэртский в работе “Жизнеописания и
учения прославившихся в философии”: “Скиф Анахарсис был
сыном Гнура и братом Кадуида , царя скифского; мать его
была гречанка; поэтому он овладел двумя языками. Он писал
о скифских и эллинских обычаях, о средствах к дешевизне
жизни и восемьсот стихов о военных делах”. В Афины, пишет
далее Диоген, Анахарсис прибыл примерно в 594 г. до н.э.
и посетил знаменитого афинского философа Солона. Если
учесть, что Анахарсису в то время было 20 лет, то
получается, что он родился в 614 г. до н.э.
Такие же сведения о жизни Анахарсиса приводит Платон в
схолиях к сочинению “Государство”: “Анахарсис был сыном
скифского царя Гнура и матери гречанки, почему и владел
обоими языками. Он гостил в Афинах у Солона…”
В Грецию Анахарсиса привело желание изучать науки и
законы управления обществом. Так, по сведениям Лукиана,
Анахарсис пришел “в Афины, стремясь страстно к эллинскому
образованию…”; он хотел впитать в себя “все самое
прекрасное в Афинах, а потом и в остальной Греции”,
узнать “про законы, что мудрее всех, и про людей, что
лучше всех и… обычаи и празднества их всенародные, и
жизнь и строй государственный”.
В Греции Анахарсис находился более тридцати лет до
самой смерти Солона в 559 г. до н.э. За это время он
побывал в Лесбосе, Фивах, Коринфе, Фокиде, Беотии,
Сицилии, Египте, Персии. Согласно античным источникам,
Анахарсис настолько прославился своим умом и
находчивостью, что стал членом Ареопага – верховного
органа управления Греции. Он активно выступал и на
Олимпийских играх, не раз удостаиваясь высших наград.
Вернувшись на родину, Анахарсис вскоре был убит. По
иронии судьбы имя Анахарсис означает “невредимый”.
Обстоятельства его гибели подробно описаны Геродотом.
“Кизикенцы” в это время справляли праздник Матери богов.
Анахарсис дал богине такой обет: если он возвратится
домой здравым и невредимым, то “принесет ей жертву по
обряду, какой он видел у кизикенцев, и учредит в ее честь
всенощное празднество. Вернувшись в Скифию, Анахарсис
тайно отправился в так называемую Гилею (эта местность
стоит у Ахиллесова ристалища и вся покрыта густым лесом
разной породы деревьев). Так вот, Анахарсис отправился
туда и совершил полностью обряд празднества, как ему
пришлось видеть в Кизике. При этом Анахарсис навесил на
себя маленькие изображения богов и бил в тимпаны. Какой-
то скиф подглядел за совершением этих обрядов и донес
царю Савлию. Царь сам прибыл на место и, как только
увидел, что Анахарсис справляет этот праздник, убил его
стрелой из лука”. Эти сведения Геродоту сообщил скиф по
имени Тимн.
Истинной причиной убийства Анахарсиса скорее всего
была борьба за обладание престолом. Подобные конфликты, в
основе которых стояла борьба за власть между различными
группировками внутри господствующего слоя, на
заключительных этапах классообразования и в
раннеклассовых обществах не были редкостью. Известно о
борьбе кшатриев и брахманов за руководящее положение в
древней Индии. Аналогичную картину Тацит и Марцеллин
отметили у германских племен. Нечто подобное имело место
у скифов.
Из рассказа Геродота о Скифии можно заключить, что
отношения между царями и жрецами-гадателями далеко не
всегда были идиллическими. За убийством Анахарсиса стоит,
быть может, конфликт между жречеством и носителями
светской власти. Геродот же изложил официальную точку
зрения, предложенную ему Тимном – доверенным лицом
скифского царя. Официальная мотивировка убийства
Анахарсиса, естественно, акцентировала внимание на
поступках (действительных или мнимых) царевича, способных
вызвать наибольшее осуждение скифов, а именно, на его,
якобы, отступничество от родных богов и обычаев.
Противники правящей династии пытались использовать
“факт” нежелания поклоняться своим богам одним из членов
царского рода. В период классообразования авторитет,
личные качества претендента на престол играли важное
значение. В таких условиях вероотступничество (даже
дальних родственников) являлось серьезным преступлением и
грозило потерей вождю многих сторонников, а в конечном
итоге – трона. С этой точки зрения поведение Анахарсиса,
брата царя, было преступным, а столь суровое наказание —
предопределено традицией.
Анахарсис оставил богатое наследие, сохраненное
стараниями античных писателей. Эти сведения представляют
ценность не только для философов; они интересны широким
историческим и этнографическим материалом; помогают
полнее понять дух и колорит того времени, структуру
повседневности бытия скифов, критерии духовных и
моральных ценностей, психологии человека и т.д. В этом
плане важен рассказ об Анахарсисе Лукиана Самосатского.
Отвечая на вопрос Солона, Анахарсис дал точную
характеристику быта своих соплеменников: “А у нас,
скифов, если кто ударит кого-либо из равных или, напав,
повалит на землю, или разорвет платье, то старейшины
налагают за это большие наказания, даже если обида будет
нанесена при немногих свидетелях. Откуда бы мне,
блуждающему кочевнику, жившему на повозке и переезжавшему
из одной земли в другую, а в городе никогда не жившему и
даже доныне его не видавшему, рассуждать о
государственном устройстве и учить оседлых жителей, уже
столько времени благоустроенно живущих в этом древнейшем
городе?”
Повышенный интерес специалистов вызывают приписываемые
Анахарсису письма, в которых мыслитель выразил свое
понимание проблем права и морали, соотношения культур,
государственных порядков и т.д. Так, в письме к Медону
Анахарсис отмечал: “Зависть и страсть явно
свидетельствуют о плохой душе: зависть имеет следствием
злобу по отношению к благополучию друга и ближнего
своего. Страсть вызывает разочарование в пустых надеждах.
Скифы не одобряют поведение таких людей… ненависть и
зависть и любую страсть, которые возбуждают недовольство,
они беспрестанно презирают со всей силой, так как они
вредят душе”.
В письме к царскому сыну Анахарсис рассуждает о
внутренней свободе человека: “ У тебя флейты и кошелек,
набитый деньгами, у меня лошадь и лук. Поэтому ты раб, а
я свободный человек”.
В письме Терею, правителю Тракии, автор выразил свое
отношение к принципам управления: “Ни один хороший
повелитель не губит своих подданных, а хороший пастух не
обращается жестоко со своими овцами… Было бы лучше,
если бы щадил тех, кем правишь. Ибо, если ты не
злоупотребляешь своей властью для увеличения своих
владений, то твое государство прочно”…
Диоген в своем сочинении собрал целый ряд метких,
крылатых выражений и изречений Анахарсиса. Некоторые из
них актуальны и сегодня.
– Виноградная лоза приносит три кисти: первую —
удовольствия, вторую – опьянения, третью – отвращения.
– Вызывает удивление, что у эллинов состязаются
художники, а судят их не художники.
– Лучше иметь одного друга, стоящего много, чем много
нестоящих.
Таковы краткие сведения о скифском мудреце Анахарсисе.
Рассказ о нем закончим словами Страбона: “Поэтому-то и
Анахарсис, Абарис и некоторые другие скифы, им подобные,
пользовались большой славой среди эллинов, ибо они
обнаруживали характерные черты своего племени:
любезность, простоту, справедливость”.

Атей

В период правления царя Атея (IV в. до н.э.)
причерноморская Скифия достигла своего наивысшего
расцвета. В социальной истории ираноязычных племен юга
России в это время наблюдается ряд новых явлений как во
внешней, так и во внутренней политике. По наблюдениям
Иосократа, скифы вместе с фракийцами и персами – “самые
способные к власти и обладающие наибольшим могуществом
народы”.
Если судить по письменным источникам, основным
направлением военных походов скифов в IV в. до н.э. был
запад. В этом отношении царь скифов Атей являлся
продолжателем политики своих предшественников в V в. до
н.э. Очевидно, именно в ходе осуществления западной
экспансии Атей воевал с фракийцами. В результате действий
могущественного царя скифов часть фракийцев была покорена
и обложена повинностями, которые Клеарх Солийский
сравнивал с рабским служением. Скифы стали играть важную
роль в политической жизни на Балканах и смогли
скорректировать процессы, вызванные действиями Филиппа II
Македонского. Выражением могущества Атея на западных
рубежах являются его переговоры “на равных” с Филиппом II
Македонским, о которых подробно рассказывает римский
историк Помпей Трог.
При Атее скифы прочно утвердились в Добрудже.
Примечательно, что в Поднестровье в это время отмечается
увеличение скифского населения, как кочевого, так и
оседлого земледельческого. Сфера главных интересов скифов
явно перемещалась на запад ближе к основным центрам
греческой цивилизации. В то же время война с Боспорским
царством, предпринятая в правление Перисада I,
знаменуется усилившимся давлением скифов на греческие
города Северного Причерноморья. При царе Атее важные
перемены произошли во внутренней жизни скифов. Усилилось
имущественное и социальное неравенство, идеологическое
обособление знати, дальнейшее расслоение среди свободных
кочевников-скифов. Именно IV веком до н.э. датируется
большинство царских курганов. Богатство скифской
аристократии ни до, ни после никогда не достигало таких
размеров, как в это время.
К IV в. до н.э. относится начало городской жизни в
Скифии. Геродот отмечает, что в степной Скифии не было
городов. Но в конце V в. до н.э. возникло Каменское
городище на Днепре. По предположению Б.Н.Гракова,
Каменское городище – это столица царства Атея. Очевидно,
оно было главным административным, ремесленным и торговым
центром всей Скифии, и едва ли случайно, что в
сравнительной близости от него расположены многие царские
курганы. Примечательно также, что Каменское городище
существовало тогда, когда прекратили или заканчивали свое
существование крупнейшие городища лесостепной Скифии. По
всем основным показателям, а именно – по размерам (около
12 квадратных км), численности населения, обособлению
ремесел, наличию особого аппарата управления,
сравнительно мощным укреплениям – Каменское городище
являлось настоящим городом.
Рассматриваемое время характеризуется и ростом
торговли с греческими городами Северного Причерноморья,
усилением эллинизации скифской знати. В этом процессе
существенную роль играла специфика греческих городов как
торгово-ремесленных центров и конъюнктура, сложившаяся на
средиземноморском рынке со второй половины V-го в. до
н.э. После поражения Афин в Пелопонесской войне сельское
хозяйство Аттики было разорено, а доступ к
средиземноморским хлебным рынкам – затруднен. Вывоз хлеба
из Северного Причерноморья приобрел очень важное значение
для обеспечения Афин недостающими продуктами питания, и
понтийские греки не только производили его сами, но и
увеличили закупки у местного населения. По свидетельству
Демосфена, при царе Левконе I из Боспора в Афины ежегодно
поступало около миллиона пудов хлеба.
В результате возросли богатства не только греческих
городов на северном побережье Понта, но и скифских
аристократов, которые, вероятно, взяли на себя
посредническую роль и сами торговали хлебом, получаемым
от зависимых земледельцев. У скифской знати появилось
желание установить контроль над торговлей со странами
Средиземноморья. С IV в. до н.э. началось давление на
Херсонес, Боспорское царство. Показательно письмо,
которое царь Атей отправил гражданам Византии: “Не
вредите моим походам, чтобы мои кобылицы не пили вашей
воды”. Подобное же стремление могло явиться одним из
стимулов к военным походам Атея в сторону Балкан.
Курганы скифской знати IV-III вв. до н.э. изобилуют
греческими изделиями, в том числе высокохудожественными
произведениями искусства из драгоценных металлов,
выполненными специально на заказ. В скифское искусство
широкой волной хлынули греческие сюжеты и мотивы, а в
скифской аристократической среде уже появились люди,
знакомые с греческой мифологией. Они и были потребителями
колчанов со сценами из жизни Ахилла, серег с
изображениями Афины Паллады и других предметов с чисто
греческими сюжетами. Среди приближенных Атея немало людей
получали удовольствие от игры взятого в плен знаменитого
греческого флейтиста Исменея; исключением был лишь сам
Атей, заявивший, что предпочитает ржание боевого коня.
Сторонники заимствований лучших достижений греческой
культуры в среде скифской знати решительно взяли верх.
Отражением установившейся торговли и усилившихся
контактов с греками является начало чеканки царем Атеем
собственной монеты, правда, в очень ограниченном
количестве. Последнее свидетельствует о том, что чеканка
Атеем собственной монеты явилось, прежде всего,
политическим актом. Не случайно по типу изображения она
была близка к монетам Филиппа Македонского. На реверсе
монеты Атея представлен стреляющий из лука конный скиф;
на аверсе – типичная для греческой нумизматики голова
Геракла в львином шлеме.
В рассматриваемое время усиливается центральная
власть. Если во время войны с персидским царем Дарием у
скифов еще сохранялся какой-то совет, по крайней мере
“басилевсов”, то царь Атей во всех дошедших до нас
документах действует единолично. Согласно указанию
Страбона, царь Атей правил скифами один. Ни о каких его
соправителях в трудах древних авторов не упоминается, а
об Атее, как сильном и деятельном самодержце скифов,
кроме Страбона, говорят Полиен, Фронти, Клеарх Солийский.
Скифское государство эпохи Атея было раннеклассовым,
но достигшим своего расцвета. Дальнейшая судьба подобных
государственных образований, основанных на завоевании и
политическом господстве кочевников над земледельцами, во
многом зависит от успешного продолжения активной внешней
политики или же от способности кочевой аристократии стать
господствующим классом.
Для Скифии IV в. до н.э. оба пути были возможны.
Имеются даже основания полагать, что развитие совершалось
сразу по обоим направлениям. Войны царя Атея говорят сами
за себя. Вероятно, 339 г. до н.э. был годом наивысшего
могущества Скифского государства, и он же ознаменовал
начало его заката. Война с Филиппом Македонским,
вызвавшая огромный интерес у древних и современных
авторов, окончилась победой отца Александра Македонского.
Совсем немного не дожив до ста лет, царь скифов Атей пал
в битве.

Томирис

Томирис – одна из самых известных скифских
“амазонок”. Насколько известно, первым об амазонках
вообще написал Гомер (УШ в. до н.э.). В его поэме
“Илиада” есть такие строки: “как мужам подобные, ратью
нашли амазонки”. В древних схолиях к “Илиаде” говорится,
что “амазонки – дочери Ареса и Афродиты, вскормленные у
Термодонта, реки в Скифии”. Ряд авторов Термодонт
идентифицирует с Кубанью.
Древнегреческий драматург Еврипид (ок.480-406 гг. до
н.э.) в поэтической форме поведал о том, как Геракл
отправился к “берегам Меотиды”:

На полки амазонок
Много витязей славных
За собой он увлек.
Там в безумной охоте
Он у варварской девы,
У Аресовой дщери,
Златокованый пояс
В поединке отбил.

Пояс у ираноязычных племен всегда был показателем
высоких качеств воина. А богато украшенный пояс
(“златокованый”) – указывал не только на опытность
всадника, но и на его знатность. Именно таковой должна
была быть амазонка (“дочь Ареса” – скифского бога войны),
коль скоро ее вызвал на поединок Геракл.
Наиболее ранние, отчасти мифические, сведения об
амазонках обобщил Геродот. По его данным, часть
воительниц в давние времена оказалась в северном
Приазовье; там они смешались с жившими здесь скифами, в
результате чего появились савроматы (сарматы). “С того
времени жены савроматов придерживаются древнего образа
жизни, выезжая на охоту на лошадях и вместе с мужьями, и
отдельно от мужей; они также ходят на войну и носят ту же
одежду, что и мужья. Языком савроматы пользуются
скифским, но говорят на нем издавна с ошибками, т.к.
амазонки усвоили его неправильно. Относительно брака у
них установлено следующее: никакая девушка не выходит
замуж прежде, чем не убьет мужчину из числа врагов.
Некоторые из них, не способные исполнить обычай, умирают
в преклонном возрасте, так и не выйдя замуж”.
Возможно, сходные обычаи бытовали у части
массагетских племен. Во всяком случае, описывая
исседонов, Геродот счел необходимым подчеркнуть, что
“женщины у них совершенно равноправны с мужчинами”, а в
разделе о собственно массагетах поместил предание о
“царице” Томирис . “У массагетов после смерти (своего)
мужа царствовала женщина. Имя ей было Томирис”. Она,
будто бы, возглавила сопротивление массагетов нашествию
персидской армии Кира. “Прекратив поход, – писала она
Киру, – царствуй над своими и смирись, видя, как мы
правим подвластными нам”.
Третью войска массагетов командовал сын царицы
Спаргапиф. Персы заманили его в ловушку и взяли в плен.
Томирис вновь обратилась к Киру: “Прими во внимание мои
слова, так как я даю тебе хороший совет: отдай мне моего
сына и уходи из этой страны безнаказанно, хотя ты дерзко
поступил с третью массагетов. Если же ты не сделаешь
этого, то клянусь тебе Солнцем, владыкой массагетов, я
напою тебя кровью, хотя ты и ненасытен”. Однако сам
Спаргапиф предпочел плену смерть. Он попросил “Кира
освободить его из оков; когда же был освобожден и как
только смог владеть руками, (тут же) лишил себя жизни”.
Томирис собрала все войско и вступила с Киром в бой.
По свидетельству античных авторов, это битва была “самой
жестокой” из всех известных в ту эпоху. Сначала стороны
“стреляли друг в друга из луков”; когда кончились стрелы,
стали биться “врукопашную копьями и кинжалами”. Так они
сражались в течение долгого времени и никто не хотел
“спасаться бегством, но, в конце концов, массагеты
одержали верх. Большая часть персидского войска была
уничтожена тут же на месте, и сам Кир погиб”.
Эта битва описана многими древними авторами.
“Массагеты, – отмечал в этой связи Страбон, – доказали
свою доблесть в той войне с Киром, о которой повествуют
многие…” Но во всех случаях мы имеем дело с
литературной обработкой предания. По авторитетному мнению
В.И.Абаева, геродотовский сюжет о Томирис имеет явно
фольклорный характер. Детали подробного рассказа Геродота
могут вызывать сомнения, хотя возникновение предания
связано, очевидно, с реальными историческими событиями. В
целом, сюжет о Томирис считается фрагментом скифского
эпоса.
Более 30 лет назад В.И.Абаев высказал мысль о том,
что бытовавшие на скифской почве эпические образы (в том
числе и “амазонские”) питали эпос во всем ираноязычном
мире, а также проникали к соседям скифов и сарматов —
племенам Средней Азии и Кавказа. Новые исследования
целого ряда авторов подтвердили правоту В.И.Абаева.
Амазонскими мотивами богат, например, фольклор народов
Приаралья. Предания о воительницах рассказывают и узбеки
Хорезмского оазиса. Интересной реминисценцией приводимого
Геродотом рассказа о Томирис, ее сражения с Киром
является легенда о правительнице Хорезма Тюрабек-ханым и
вторгшемся в ее владения султане Санджаре. В современном
сказании хорезмских узбеков повторился древний
массагетский сюжет. Исследователи отмечают несомненное
сходство обоих фольклорных памятников. По содержанию и
манере изложения особенно близки их начальные строки; но
и дальнейшее изложение событий построено по одному
принципу. С этой легендой сопоставим эпизод из
каракалпакского эпоса “Кырк кыз” о вторжении в Хорезм
иранского Надир-шаха, борьбу с которым возглавила сестра
главного героя Арслана — своего рода “амазонка” Алтынай.
Среди кавказского фольклорного материала обратим
внимание на поэтическую переработку В.Светловым
произведений устного народного творчества, изданную под
названием “Томиранда. Амазонская легенда кавказского
побережья Черного моря”. По версии В.Светлова, царство
Томиранды располагалось на реке Фермодонт, которую
отождествляют либо с рекой Термех в Малой Азии, либо с
Тереком. Особо отметим имя правительницы амазонок Кавказа
Томиранды, похожее (тождественное?) на имя царицы
массагетов Томирис.
К сюжету о Томирис и Кире можно привести еще одну,
очень яркую аналогию – одно из преданий о грузинской
царице Тамаре. Л.С.Толстова со ссылкой на Н.Я.Марра пишет
по этому поводу: “И опять Thamar. И опять могущественная
владычица, с необычайным обаянием красоты и власти. Как
Томирис, непобедима; к ней сватается персидский царь, как
и к той, с тем же неуспехом; конечно, он вторгается в ее
пределы, терпит от нее поражение … и губит хитростью ее
сына. Мертвая голова царя и здесь цель войны; Тамара
вонзает в нее копье, несет в ликовании среди триумфа”. У
Геродота царица массагетов Томирис голову мертвого Кира
опустила в бурдюк с кровью, сказав при этом: “Ты меня,
живую и одержавшую над тобой победу в битве, погубил,
захватив хитростью моего сына. Я же тебя, как угрожала,
напою кровью”.
Таким образом, интересующий нас сюжет бытует не
только у ираноязычных народов или их отдаленных потомков,
но и в иной этнической среде. Как справедливо отмечает
Л.С.Толстова, это, в первую очередь, результат широких
межэтнических связей прошедших эпох, а также результат
литературных контактов.
Фольклористам удалось выявить с десяток вариаций
одного и того же имени, сравнимого с Томирис; причем
практически во всех случаях речь идет о царицах
(предводительницах) воинственных женщин. Антропоним
Томирис и его модификации на огромной территории – от
Приаралья до Восточного Средиземноморья – в глубокой
древности были связаны со жречеством. В наиболее
архаических случаях речь идет именно о жрицах. По
предположению специалистов, в глубокой древности лексема
Томирис (или ее модификации) у некоторых народов Передней
Азии являлась именем божества, скорее всего – божества
плодородия. Этим же именем нередко назывались жрицы,
служительницы данного божества.
Интересующее нас имя в течение длительного времени
было сакральным. Массагетская Томирис и кавказская
Томиранда, очевидно, совмещали военно-управленческие и
жреческие функции, как это было, судя по археологическим
данным, у савроматов и саков. Правительница (или главная
жрица), видимо, нередко носила сакральное имя божества.
Помимо Томирис, античные авторы оставили
свидетельства еще о нескольких знатных “амазонках”. Так,
Ктесий в передаче Диодора поведал о том, что “у саков
царствовала женщина с совершенно воинственными
наклонностями по имени Зарина.
Вообще женщины у этого
племени мужественные и делят с мужьями опасность войны.
Зарина привела в культурное состояние большую часть
земли, построила много городов …” После смерти Зарины
ее подданные “в знак признательности за ее благодеяния и в память ее добродетели” соорудили гробницу, намного
превосходившую остальные – грандиозную пирамиду с
колоссальной золотой статуей царицы на вершине. Здесь же
отметим, что имя сакской царицы в переводе означает
“золото”, “золотая”.
Воспоминания о Зарине сохранились в
среднеазиатской поэме “Гургули”, в которой говорится о
богатырской Зарине Зарингар (“Златописанной”) – дочери
победителя девов царя Согдына (т.е. Согдийца).
Свидетельства античных авторов об “амазонках”
дополняются археологическими материалами. В этой связи
отметим недавние раскопки скифских курганов V-1V вв. до
н.э. на Среднем Дону. В 3-х из 4-х исследованных курганах
были погребены молодые женщины из богатых семей; в двух
случаях их сопровождал набор оружия. Наличие дорогих
ювелирных украшений боспорского производства, греческих
амфор, значительные размеры и пышность погребальных
сооружений сопоставимы с известными курганами военной
аристократии. Всего же в южнороссийских лесостепях между
Доном и Днепром на 1991 г. обнаружено 112 таких
погребений, что существенно превосходит количество
женских могил с оружием у савроматов Поволжья и
Приуралья, считающихся главными “поставщиками амазонок”.
В тех случаях, когда удалось определить возраст,
оказалось, что большинство вооруженных скифянок
принадлежало к возрасту от 16 до 30 лет (69% таких
захоронений). Многие погребенные относились к высшим
слоям общества. Захоронения вооруженных скифянок
археологи склонны объяснять наличием некоей воинской
повинности в качестве легковооруженной конницы для
определенных возрастных и социальных групп.
Среди археологических материалов скифской поры по-
разному интерпретируются находки повозок или их частей в
курганах-могилах. Многие специалисты связывают их с
высоким социальным статусом погребенных, которых относят
к представителям либо военной аристократии, либо
жречества. Со времен М.И.Ростовцева (1913 г.) считается
установленным, что погребальная повозка представляла
собой “жилище для кочевника в загробном мире”.
Не оспаривая в принципе приведенные мнения,
отметим, что они не все объясняют. Так, без ответа
остается вопрос, почему в скифское время погребальные
повозки в 70% случаев связаны с погребенными женщинами,
имевшими особый социальный статус.
Среди богатых раннеаланских погребений начала н.э.
значительный процент составляют женские захоронения. По
богатству и значимости им трудно найти что-либо
равноценное среди более ранних сарматских курганов. Но,
как справедливо подчеркивает А.С.Скрипкин, напрашивается
аналогия с довольно ярко выраженными матриархальными
традициями у сако-массагетского населения Арало-
Каспийского региона. Памятники фольклора сохранили
свидетельства о высоком общественном положении женщины у
древних народов Приаралья и их участии в ратных делах.
Это перекликается с нартовским эпосом осетин и позволяет
говорить о единых истоках данного явления.
В.И.Абаев обратил внимание на то, что в нартовском
эпосе фольклорных “амазонок”, включая прославленную
Шатану, нередко называют afsin – “хозяйка”, “госпожа”. В
поисках этимологии этого термина ученый остановился на
одноименном титуле среднеазиатских правителей. Титул afsin засвидетельствован ранними арабскими авторами у
правителей Усрушана (последний al-Afsin – Хайдар – умер в
841 г.) и Согда (например, Гурек – “ихшид Согда, афшин
Самарканда”, в 737/8 г. заключил договор с арабским
военачальником Муслимом ). Здесь явно выступает
нарицательное значение слова afsin – “правитель”.
По убеждению лингвистов, afsin в своей форме носит
явные черты сако-массагетского (скифского) происхождения.
“Мы имеем дело со скифским социальным термином,
распространившимся по Средней Азии. Весьма возможно, что
термин afsin восходит к массагетскому матриархату и
служил первоначально наименованием массагетских
правительниц типа знаменитой Томирис …” (В.И.Абаев).
Очевидно, в богатых женских раннеаланских погребениях
начала н.э. следует видеть наследниц громкой славы
Томирис.

Фёдор Гутнов

Иллюстрации Вячеслава Ларионова

Книга Анатолия Ароновича Штамброка « I. НА ПУТИ В АТЕЕВО ЦАРСТВО.

В 455-445гг. до н.э., когда Геродот совершал своё путешествие по греческим колониям Северного Причерноморья, и побывал в Ольвии, скифский ещё не существовал, но невдалеке от Ольвии уже были скифские поселения. Геродот собирал сведения о жизни скифов у ольвийцев и у самих скифов, но он нигде не упоминал об этих поселениях.

В последние годы археологи нашли следы многих скифских поселений в разных местах. Возникали они поблизости от города металлургов и вдали от него, большие и малые. Сотни таких поселений скифов в разные времена размещались в лесостепной полосе от середины Приднепровья до верховий Дона. Среди них были и старые поселения, возникшие задолго до основания города металлургов. , подробно описывал этот край, знал округу Геррос с царскими гробницами , знал лесной край Гилею и рассказывал, где расселились скифские племена и их соседи, но он ничего не говорил ни о больших, ни о малых поселениях, ни о близких, ни о дальних.

Скифские поселения строились обычно на возвышенностях, по берегам рек — «Истр с пятью устьями, Тирас, Гипанис, Борисфен (Днепр), Пантикап, Гипакирис, Герр и Танаис (Дон).» (Геродот, кн. IV, 47). , возле больших оврагов и укреплялись рвами и валами. При раскопках археологи обнаружили обломки скифской посуды и кости домашних животных, каменные зернотерки для размола зерна, лемеха и серпы, значит, в поселении жили скифские земледельцы.
Скифских земледельцев Геродот знал, и хорошо различал племена скифов кочевников и скифов пахарей , живущих на Днепре, он называл «борисфенитами», то есть «днепровцами», но говорил обо всех, что скифы не живут оседло, а перекочевывают с места на место.

Слова Геродота разошлись с тем, что обнаружили археологи, хотя все другие его свидетельства всё чаще подтверждались археологическими раскопками и совпадали даже в мелочах. В чём тут дело – оставалось неясным, возможно, Геродот умалчивал о скифских поселениях, потому что оседлая жизнь была для него слишком обычной. А может, были какие-то другие причины? Ответ на эти вопросы учёные стали искать у самого Геродота.

Геродот записал слышанные им . Одно ему рассказали ольвийские греки, а другое – скифы.
То, что рассказывали греки, тоже было скифским преданием, но греки пересказывали его на свой лад. Они переделали имя скифского прародителя Таргитая (греч. Ταργιταος) в героя греческих легенд Геракла.
Вот этот скифский Геракл (Таргитай) пас быков возле Геракловых столбов, как называли греки нынешний Гибралтар. Оттуда на колеснице, запряженной конями, он погнал быков на восток и домчался до скифской земли, в то время никем не заселённой.
На скифской земле было холодно даже для полубога, Геракл завернулся в львиную шкуру и так заснул, а когда проснулся, увидел – его кони с колесницей исчезли.

Курган Большая Цимбалка- налобник коня нащёчники — 4 век до н.э. Змееногая богиня Апи

Огорчённый Геракл пустился на поиски, обошёл всю страну и очутился в краю Гилеи. Там, – как рассказывали Геродоту ольвийцы, – он нашёл пещеру и в ней встретил странное существо – . Изумленный Геракл сдержался от всяких восклицаний и спросил: не видела ли она сбежавших коней? Змееногая женщина ответила, что кони у неё, но возвратит она их лишь после того, как Геракл станет её мужем.
Геракл согласился, ему не хотелось отправляться в путь пешком на другой край света. Змееногая богиня не торопилась возвращать коней, ей хотелось подольше удержать Геракла.

Так продолжалось до тех пор, пока у неё не народилось трое детей. Тогда она привела Гераклу лошадей с такими словами: я сберегла твоих коней, а ты наградил меня тремя сыновьями! Скажи, что мне с ними делать, когда они вырастут? Отослать тебе или оставить в моих владениях? Геракл рассудил, как нужно поступить. Он снял пояс с золотой чашей на пряжке и показал, как он опоясывается. Потом достал лук со стрелами и показал, как он натягивает тетиву. После этого он отдал лук и пояс змееногой супруге, сказав ей: «Когда сыновья возмужают, дай им эти вещи и посмотри, как они поступят. Тот, кто наденет пояс так, как я, и натянет тетиву так, как я, пусть останется здесь, а того, кто не сумеет – отошли отсюда» .

Подросли сыновья, и змееногая богиня выполнила наказ Геракла. Двое из сыновей не сумели опоясаться и натянуть тетиву, как это делал Геракл, и она изгнала их из страны. А третий, младший сын змееногой богини Апи, по имени Скиф сумел натянут лук отца. Он остался царствовать в Скифии, и от него пошли цари славного скифского племени. «С тех пор, – говорили ольвийцы, – скифы носят на поясе чашу, памятуя о Геракле.»

Другое сказание , рассказанное Геродоту скифами , складывалось иначе: первым человеком на скифской земле был Таргитай. Отцом его скифы называли самого могущественного бога – Зевса , рождённого на острове Крит, но, записав слова скифов, Геродот тут же добавлял: «в это я не верю»
Во времена Геродота в воззрениях всех народов перемешивались мифы и жизнь. Верил в чудеса и Геродот, однако когда скифы повели свое происхождение от самого Зевса – это показалось ему слишком высокомерным. А то, что рассказывали скифы дальше, уже не вызывало особых сомнений.

«У Таргитая, – рассказывали дальше скифы, – было три сына -Липоксай (Λιποξαις), Арпоксай (Αρποξαις), Колоксай (Κολαξαις) . Когда они подросли, с неба упали золотые плуг и ярмо, секира и чаша. Первым увидел чудо старший сын —Липоксай .
Но когда Липоксай подошёл к золотым вещам, они загорелись со страшной силой, и он отпрянул назад. Тогда подошёл его средний брат Арпоксай и опять золото загорелось. А когда подошёл младший брат Колоксай , золото потухло, и он смог взять золотые вещи.
После того старшие братья потолковали между собой и решили уступить меньшому брату самое обширное царство, где хранилось священное золото. Так рассказывают скифы о себе, – заключил свою запись Геродот».

В том и другом сказании говорится о золотой чаше. Чаша у всех скифов была священным сосудом, ритон — сосуд напоминающий рог быка использовался во многих скифских ритуалах. Археологи нередко находили металлические или глиняные чаши, секиры — двусторонние топоры (лабрисы) в скифских погребениях. Священные предметы, о которых говорится в греческой и скифской легендах разные. В греческой легенде говорится о поясе и луке Геракла, который не всякий может натянуть, а в скифской – о золотом ярме и плуге, секире и чаш е.

М.И. Артамонов, занимавшийся исследованием жизни скифов, усмотрел в двух версиях легенды о происхождении скифов мифологическую традицию разных народов. И в греческом и в скифском сказании говорится об оружии — о луке Геракла, и о золотой секире — прославляется воинская доблесть, и это сказание могло возникнуть в среде кочевых скифов воинов. В другом сказании говорится о земледельческих орудиях — ярме и плуге, посланных небом, оно могло сложиться в среде скифов пахарей.

О том, как жили скифы земледельцы у Геродота ничего не говорится, но у него есть рассказ о странном обычае скифов награждать землей на один год провинившихся хранителей золота, и Артамонов занялся его истолкованием.
Рассказ об этом скифском обычае у Геродота скуп. Опустив все подробности, он записал то, что слышал, а рассказывали скифы так: золото, упавшее с неба, почитали у скифов священным. Цари позаботились, чтоб священное золото хорошо оберегалось и внушало благоговение. Эту святыню чтут настолько ревностно, что раз в год устраивают празднества с обильными жертвоприношениями.

И во время этих празднеств случается необычное, и скифы обратили это необычное в свой обычай. Они рассказывали, что священное золото оберегает особый хранитель и если он заснёт во время празднеств, то, по их поверьям, не проживет больше года. Поэтому заснувшему хранителю золотых сокровищ давали столько земли, сколько он может объехать за день. Вот и всё, что записал Геродот.

Почему хранитель засыпал во время празднества? Почему его награждали землей за потерю бдительности? Почему после этого он жил не больше года? Тут все неясно. А у Геродота на этот счёт нет никаких пояснений. Раскрыть смысл рассказа можно лишь в сравнении скифских обычаев с обычаями других народов, именно, этим путём и пошёл Артамонов.

У Льва Николаевича Толстого есть рассказ «Много ли человеку земли надо» . Там башкиры дарят человеку землю с тем же условием: сколько он обежит земли за один день, столько и получит. Алчность гонит человека, он бежит, выбиваясь из сил, стараясь как можно больше захватить земли, и на исходе дня, совершенно обессилев, падает замертво.

Может, скифы придумали такой хитрый дар заснувшему хранителю, рассчитывая, что алчность его погубит? Но почему тогда хранитель золотых сокровищ умирал не в тот же день, а через год? Опять неясно.
Артамонов пошёл дальше, он сопоставил скифские празднества с обычаями древних германцев, засвидетельствованными римским писателем Тацитом. Германские племена раз в год собирались перераспределять землю. Одни получали по своим заслугам больше, другие меньше, одним землю девали получше, другим похуже, а если возникали споры – решали жребием. И так каждый год проходил передел земли, и земледельцы ежегодно перекочевывали с места на место.
Похоже, что такой же порядок распределения земли был и у скифов. Пахари ежегодно собирались перераспределять землю, этот передел земли сопровождался земледельческим праздником и жертвоприношениями.

То, что у скифов существовал культ плодородия земли , подтверждается археологическими раскопками. Археологи нередко находили следы костров с остатками сожженных колосьев. Тем не менее, вопрос, почему хранитель небесных даров засыпал во время празднеств и награждался землей, всё же остается тёмным.
Прояснить эти обстоятельства могут другие обычаи, распространённые у многих первобытных народов. Многие племена переносили культ плодородия земли на избранного ими человека. Избранник становился царём-жрецом, олицетворяющим жизнь природы. Ему дарили всё, что он пожелает, ему давали земли, сколько он захочет, но царствовал он всего один год. Когда земля истощала свои силы, и отмирали её плоды – должен был умереть и царь-жрец. Его умерщвляли перед новым земледельческим годом – началом цветения земли.
Похоже на то, что скифы-пахари переносили культ плодородия земли на хранителя священных даров. Он, вероятно, и засыпал, как это требовалось по обряду, во время земледельческих празднеств, и ему давали земли сколько он захочет на время ежегодного перераспределения земли как царю-жрецу. Осенью, когда земля истощала свои силы и отцветала, должен был умереть и царь-жрец, возможно, в это время совершалось ритуальное убийство.

Теперь нашёлся ответ, почему Геродот не отделял особенности образа жизни скифов пахарей от жизни скифов кочевников. У скифов-земледельцев не было постоянных наделов земли. Раз в год всё скифское племя съезжалось на земледельческий праздник, и там перераспределялась плодородная земля. Распределял земли вождь племени или царь Скифии. Он, конечно, брал себе лучший и больший надел земли, потом получали землю старшины, и они тоже не оставались в обиде, а потом и все остальные скифы. Распределение земли сопровождалось религиозным обрядом, и во время него обширный надел получал на год жрец – хранитель священного золота.
Наделы земли находились то тут, то там, и скифы-пахари вели полукочевую жизнь. На зиму они заготовляли корм для скота и возвращались в селения, а весной уходили со стадами на луга. Постоянно в скифских селениях жили только ремесленники.

На рубеже V и IV веков до нашей эры жизнь скифов переменилась, их судьба стала зависеть не столько от племенных вождей, сколько от скифского царя Атея. О переменах жизненного уклада скифов свидетельствовало скифское искусство.
Б.Н. Греков обратил внимание на то, что в пору царствования Атея появляется много скифских бляшек с изображениями героя греческих мифов Геракла, убивающего немейского льва . Золотые бляшки были изготовлены греческими мастерами, для украшения скифских уборов и встречались в скифских гробницах. Не было ли изображение Геракла на золотых бляшках скифов отзвуком легенды о происхождении скифских царей от Геракла и змееногой богини Апи?
Если бы бляшки с изображением обнаженного Геракла, борющегося со львом, выполнялись только греческими мастерами, то ответить на это было нельзя ни «да» ни «нет». Оказалось, в то же время, и скифские мастера изображали борющегося со львом Геракла.

На рубеже V и IV веков до нашей эры появляются скифские бляшки с изображением не только зверей, но и человеческих фигур. Скифские мастера выполняли человеческие фигуры не так, как было принято изображать богов и героев в греческом искусстве. Греческие мастера любили изображать обнаженное тело, а на скифских бляшках люди всегда были в одежде . В греческом искусстве неизменно соблюдалась соразмерность, а скифские мастера соразмерность иногда нарушали, любили узорчатость, мелкие детали и часто изображали людей схематически.

В узорчато-схематизированном виде выполнена зернью золотая бляшка с изображением скифа в кафтане, борющегося со львом. Она хранится теперь в Историческом музее в Москве, бляшка повреждена, у неё отбита часть, где изображен лев, от него остались только лапы.
На золотых бляшках греческих и скифских мастеров – одна и та же сцена борьбы героя со львом, хотя изображается она не одинаково. Греческие мастера, превратив Таргитая в Геракла, придали ему черты героя греческого мифа, изображали его обнаженным, а скифские мастера перевели мотив греческого мифа на язык скифской легенды, ставшей общей для воинов и земледельцев. Таргитай, превращённый греками в Геракла, в изобразительном искусстве скифов снова перевоплощался в Таргитая на скифской бляшке.

Что же заставило греческих и скифских мастеров вспомнить старую скифскую легенду о прародителе скифов? Во времена царствования Атея появились важные причины обожествления царской власти, необходимо было соединить родословную царя Атея с богами, и скифские легенды обрели нужный царю Атею смысл.

В скифском и греческом варианте сказания о происхождении скифов царем становится один из трёх братьев – самый младший, и в его владениях остается обширная страна — Скифия. Задумав стать властителем всей Скифии, Атей подчинил себе правителей и объединил скифские племена от Приднепровья до Азовского моря. Ему было нужно узаконить захваченную власть с помощью древних сказаний о священных обычаях скифов не разделять земли, а передавать все владения в одни руки. Изображения Таргитая, скифского Геракла, должны были напоминать о могущественной власти Атея, завещанной легендарным героем, прародителем скифов.
Род скифских царей в легендах ведёт своё начало от змееногой богини скифов и героя Геракла. В царе Скифии хранится божественная сила, он герой, победитель и повелитель, и скифские мастера изобразительного искусства прославляют силу и героизм повелителя.

В царствование Атея появляются бляшки, изображающие скифа со скипетром, таким образом, царская власть утверждается и возвеличивается. Изображаются сцены походной жизни, как на вазе из кургана Куль-Оба, или бой всадника в панцире на вздыбленном коне, как в золотом гребне из кургана Солоха. В героических образах прославляется доблесть воинов и могущество скифского царства.
Всё это нужно царю Атею и тем, кто ему служит, воинской старшине, ставшей опорой царской власти. Воинские старшины получают больше, чем все простые воины, дани от своих данников – земледельцев, скотоводов, ремесленников.

Г реки называли имя скифского царя: «ATAIAZ» — Атаяс, коверкая скифское слово «Отец» , так как в греческом нет шипящих звуков и звука «Ц». Царь Атей возводит мощные укрепления в , ремесленники со всей Скифии стекаются сюда. У скифских ремесленников прибавилось много дел, они снабжают скифских воинов оружием и походным снаряжением.

В цитадели скифского города металлургов останавливается царь Атей со своими приближенными, военной дружиной и стражей. Город в низовьях Днепра становится столицей Атеева царства . Отсюда царь Атей совершает походы в степь и возвращается держать совет с военачальниками, сюда приезжают вожди племён и купцы, отсюда спешат во все концы Скифии посланники царя Атея.

В 339 году до нашего летосчисления царь Атей собрал войско в большой поход. Ему уже тогда было девяносто лет, но замысел расширить и укрепить свое царство не покидал его, и он повёл своё войско на запад и переправился через Дунай.

Поход войска Атея остановил македонский царь Филипп, отец Александра Великого . Сильное войско царя Филиппа в сражении разбило скифов, и Атей был убит во время боя.
С 340 года до нашей эры государство скифов в нижнем Приднепровье распадается, город металлургов у Каменного затона клонится к упадку, и хотя жизнь продолжает ещё под стенами цитадели, но уже утрачена былая сила, слава и величие столицы Атеева царства.
Город ремесленников жил тревожно, в степях Приднепровья появились кочевые племена сарматов, которые подходили всё ближе и ближе к городу и жизнь его внезапно оборвалась.

Древние правители имели много хлопот с народом, который персы называли искузами, а греки – скифами. Эти воинственные кочевники вытеснили из причерноморских степей киммерийцев, они были наемниками мидийских и ассирийских царей и воевали то на одной, то на другой стороне, успешно сражаясь с недавними союзниками. Если же в их услугах не нуждались, то скифы сами отправлялись воевать и грабить. И не потому, что они были коварными и вероломными. Просто они жили по своим законам, и никто им был не указ. В своих набегах скифы добрались и до Египта, до смерти напугав фараона Псамметиха, который откупился от них богатыми дарами. Во время войн со скифами погиб основатель персидской державы Кир.

Царь царей Дарий потерпел поражение не только от греков в Марафонской битве. В травянистых степях, простирающихся на север от Черного моря, поражение ему нанесли скифы. Дарию надоело, что отряды скифов, налетающие на резвых скакунах, постоянно угрожают его державе, и он решил уничтожить их в их собственном гнезде, а заодно ослабить своих основных врагов, греков, лишив их зерна, которым их снабжали скифы (выращивали его, конечно, не скифы, а покоренные ими племена южных степей). Дарий отправился по следам врага в тянущиеся без конца и края степи, но вступить в схватку с кочевниками ему никак не удавалось. Ведь у скифов не было городов, которые надо было бы защищать. Свои жилые повозки с женщинами и детьми они отсылали глубоко в тыл, угоняли туда же большую часть своих стад, а все способные носить оружие мужчины скакали перед носом продвигающихся в глубь страны персов, но в схватку с ними не вступали. Чтобы замедлить продвижение неприятеля, скифы засыпали землей колодцы и источники, поджигали за собой пастбища, а между тем заманивали персов все дальше, иногда в качестве приманки жертвуя одним-двумя стадами, в надежде в конце концов изнурить персидскую армию и одолеть ее. Дарий чуть ли не в последнюю минуту, когда казалось, что персам уже пришел конец, сообразил, в чем дело, и приказал отступать.

О скифах написал Геродот. Он был человек дотошный, и чтобы проверить то, что о них рассказывали, даже съездил в Ольвию, греческую колонию недалеко от современной Одессы. С тех пор почти все, что мы знаем о скифах, мы черпаем из «Истории» Геродота.

С самого раннего детства приучались скифы к степной, кочевой жизни, чтобы потом можно было вынести все ее превратности. Часто они, прежде чем ходить, уже научались ездить верхом, если не на коне, то на козле, за рога которого могли крепко держаться. Детей рано сажали на спину длинногривых, низкорослых степных лошадей, а когда они начинали привыкать передвигаться в мире не на двух слабых человеческих ногах, а на четырех сильных конских, им давали в руки лук. Даже ноги скифов принимали форму конских боков, а стрелять на скаку из лука они умели почти без промаха. Можно сказать, что скифы разучились ходить пешком: едва выйдя из кибитки, они сразу же вскакивали на коня. Табун обычно пасся в некотором отдалении, а жеребят привязывали около кибиток, чтобы женщины могли тут же доить кобылиц, приходящих кормить жеребят. Потому что все степные народы пили молоко кобылиц, а еще охотнее – кумыс, кисловатый на вкус напиток из перебродившего кобыльего молока. Ели они также сделанные из этого молока масло и сыр. Доили и овец, ведь кроме молочных продуктов и мяса они почти не ели ничего другого.

Роды объединялись в племена, но каждое племя жило на своей территории, размерами с небольшую страну, разрозненно, и мужчины собирались вместе лишь тогда, когда их созывали на совет или в поход. А воевать им приходилось часто – то с другими степными племенами или союзами племен, то с народами стран, лежащих по соседству со степями, от Китая до Европы.

Но чаще всего они сражались и убивали друг друга, чтобы завладеть пространством, более богатым водой, с более сочными пастбищами, особенно в засушливые годы, ведь каждое племя хотело, чтобы от голода и жажды гибли овцы не его, а соседнего племени. Какой беспредельно широкой ни была степь (она простиралась на тысячи километров), уже в первое тысячелетие до н. э. в ней не было ни безлюдных мест, ни пастбищ, где не пасся бы скот. И как раз к этому времени, к 1000 г. до н. э., стали высыхать и превращаться в пустыни такие большие степные пространства, как Такламакан и Гоби. Люди же и стада все умножались, так что степным племенам временами необходимо было уходить оттуда в другие края.

Одним из выходов из создавшегося положения был захват пастбищ соседей. Такие кровавые стычки перемололи много племен, оттеснили некоторые племена в северные бескрайние леса. Племена-победители часто объединяли оставшиеся степные народы в такие могущественные союзы, что уже могли не только совершать грабительские набеги на соседние земледельческие страны, но и вести захватнические войны. Это вновь и вновь возрождающееся степное бедствие держало в постоянном страхе многие народы.

Способ ведения войны степных племен с самого начала был кровавым и жестоким. Геродот писал о скифах: «Когда скифский воин убьет своего первого врага, то пьет его кровь. Головы убитых в сражении врагов несет он своему царю, получает свою часть добычи лишь тогда, когда покажет хотя бы одну голову, иначе не получит он ничего. Кожу с черепа скиф снимает таким образом, что надсекает ее около ушей, потом стягивает с черепа. Воловьим ребром он счищает с кожи мясо, а потом разминает ее до тех пор, пока она не станет мягкой, похожей на платок. Тогда скиф вешает ее на поводья и гордо возит с собой. Потому что самым выдающимся считается тот воин, у кого больше всего платков из кожи».

Союзы скифы скрепляли кровью: вожди надрезали себе вену, собирали стекающую кровь в сосуд и по очереди пили из него. Измену, мятеж скифы считали смертным грехом. Если царь приказывал кого-нибудь убить, то не оставляли в живых не только сыновей этого человека, но и всех мужчин в семье, не причиняли зла только женщинам. Благодаря этому скифы поддерживали в своих рядах такую дисциплину, что смогли противостоять самым сильным государствам своего времени.

Но большинство степных племен исчезло, рассеялось, так что и следа от них не осталось, разве что в чревах степных курганов (насыпных могильных холмах). В скифскую эпоху существовал обычай хоронить знатных воинов вместе с любимыми слугами и лошадьми под огромными земляными насыпями. Но курганы не торопились раскрывать свои тайны.

Две тысячи лет никто ничего не знал о скифах, кроме того, что о них рассказал Геродот. Но в начале XVIII в. Петр I приказал расследовать дела о грабежах древних курганов в Южной Сибири. Грабителей нашли, их находки конфисковали и переслали в столицу. Обнаруженные в курганах находки свидетельствовали о том, что степные народы не только были умелыми скотоводами, но и превосходными кузнецами, золотых дел мастерами, шорниками, изготовителями луков, плотниками, колесниками, гончарами, не говоря уже о пряхах, ткачихах, изготовительницах войлока, создававших шедевры рукоделия. Так начала создаваться коллекция «скифского золота». Основная ее часть происходит из причерноморских степей, из так называемых царских курганов.

Большинство царских курганов датируется IV в. до н. э. Богатство скифской аристократии ни до, ни после никогда не достигало таких размеров, как в это время. К IV в. до н. э. относится и начало городской жизни в Скифии. Геродот отмечал, что в степной Скифии не было городов. Но в конце V в. до н. э. возникло Каменское городище на Днепре. Некоторые исследователи полагают, что это была столица царства Атея – самого известного благодаря античной литературной традиции скифского царя.

Современная наука, особенно украинская и российская, представляет Атея единоличным правителем, исполнителем задачи объединения Скифии под эгидой единой центральной власти, человеком, при котором развитие скифского государства достигло своего апогея. В долголетнее правление Атея Скифия стала мощной централизованной державой, раскинувшейся от Дуная до Дона (включая Крым). В этом государстве со столицей на Днепре существовала ярко выраженная социальная иерархия и четко организованный аппарат управления на всех уровнях власти. Скифы эксплуатировали зависимых оседлых земледельцев и скотоводов-кочевников, имели собственное развитое производство, обширную торговлю, царскую монету, чеканенную в греческих городах. Осуществляя давние устремления скифов, Атей вел довольно успешные военные действия во Фракии, угрожая весьма удаленному от его владений Византию, и на равных вел себя с создателем Македонской державы Филиппом, в битве с которым и нашел свою кончину в 339 г. до н. э.

Существует предположение о том, где искать несметные сокровища скифского царя. Один из персонажей, изображенных на верхнем ярусе знаменитой золотой пекторали из кургана Толстая Могила, указывает правой рукой на треугольный лоскут овечьей шкуры. При определенной доле фантазии в этом куске шкуры можно увидеть Крым, правда, так, как его должны были видеть скифы – вверх ногами. Так вот перст правого скифа, как полагают некоторые исследователи, указывает на место, где спрятаны сокровища Атея. Дело за малым – осталось только их найти.

Об Атее сохранилось сравнительно много сведений, но все они относятся к позднему времени. Приведенные в них факты и рассказы, как и монеты с его именем, породили в науке целый ряд гипотез и концепций, разногласий и сомнений. Имеются ли в действительности какие-то определенные источники, указывающие, что Атей царствовал над всеми скифами от Волги до Дуная, как считает современная наука? Опираясь в основном на краткую справку Страбона: «Атей, воевавший с Филиппом, сыном Аминты, кажется, господствовал над большинством тамошних варваров», ученые по-разному определяют границы его царства.

В настоящее время можно выделить три альтернативные точки зрения относительно того, каким именно скифским царством управлял Атей: объединенной, так называемой Великой Скифией; племенным объединением скифов на территории от Борисфена до Дуная или небольшим военно-политическим формированием в Добрудже. Кроме того, весьма важно вводное слово, «кажется», которое Страбон поставил не случайно, а явно потому, что у него не было точных сведений о том, какими именно племенами управлял Атей и так ли это было в действительности. В целом же не сохранилось ни одного свидетельства в письменных источниках, которое можно было бы связать с Атеем как царем Великой Скифии.

В такой же мере вряд ли правомерно считать, что он, как один из величайших царей, был похоронен в кургане Чер-томлык, а его сын с женой – дочерью боспорского царя – в кургане Огуз. Одним из аргументов для доказательства определения погребенного царя приводится граффито на донышке серебряного кубка (ААТАА), которое читается, как имя Атей. Однако на дне этого сосуда прочерчен целый ряд других буквенных знаков и рисунок, что в совокупности следует трактовать как магические знаки, возможную связь с богиней забвения Атой, но уж никак не с Атеем.

В античной литературной традиции Атей именуется царем, но только в сочинении Юстина упомянуто о Скифском царстве. Как ни странно, ни один из авторов не указывает его точное географическое расположение, хотя все, за исключением Страбона, размещали его в Нижнем Подунавье. Из письменных источников ясно, что у скифов существовала определенная государственная организация, во главе которой находился царь. Если во время войны с персидским царем Дарием у скифов еще сохранялся какой-то совет, по крайней мере «базилевсов», то царь Атей во всех дошедших до нас документах действует единолично. Ни о каких его соправителях в трудах древних авторов не упоминается.

Как сообщает Лукиан Самосатский, Атей погиб в сражении с Филиппом Македонским у реки Истр в возрасте более 90 лет. Дата битвы установлена благодаря упоминанию Юстина об осаде Византия (339 г. до н. э.) и не вызывает разногласий у современных исследователей. Исходя из этих сведений, можно считать, что Атей родился в 30-е годы V в. до н. э. Однако долгая жизнь и царствование Атея не особенно интересовали греческих авторов до тех пор, пока он не столкнулся с Филиппом Македонским. Несмотря на свой преклонный возраст, Атей не только значился царем, но и участвовал в военных походах и сражениях, что свидетельствует о его необычайной физической выносливости и крепком здоровье, а также стремлении продемонстрировать эти качества как перед собственным племенем, так и перед врагом. Несомненно, что в своем царстве он пользовался популярностью и уважением, если все еще находился у власти в возрасте 90 лет и мог водить своих воинов в битвы.

В такой ситуации можно было удержаться у власти в том случае, если в его окружении существовала значительная группа старейшин, поддерживавших его политику. Насколько в варварских объединениях было развито соперничество за власть между братьями и сыновьями, хорошо известно из новелл Геродота об Анахарсисе и Скиле, убитых соплеменниками. Видимо, такого отношения к власти не было в царстве Атея, что можно объяснить отсутствием сильных претендентов на престол; силой его влияния, активностью действий, огромной популярностью и авторитетом среди всех подданных; решениями во внутренней и внешней политической деятельности; сохранением исконных обычаев предков. Литературные свидетельства лишь до некоторой степени позволяют раскрыть характерные черты его деятельности.

Так, в «Нравственных изречениях» Плутарха, где были записаны изречения царей, привлекают внимание высказывания Атея. Даже если они не в полной мере отражают реалии из жизни этого правителя, они интересны тем, что именно таким его представляли эллины, любившие размышлять над разными сентенциями. В одной из них, якобы взятой из письма Филиппу II, Атей писал: «Ты властвуешь над македонцами, обученными воевать с людьми, а я – над скифами, которые могут бороться и с голодом, и с жаждой». Здесь чувствуется явное противопоставление захватнической политики Филиппа и мирного сосуществования скифов со своими соседями (если те не предпринимали против них враждебных действий), и это на самом деле отвечает исторической правде. Согласуется с археологическими источниками и относительная бедность того скифского племени, которое базировалось в Подунавье, вытекающая из их умения бороться с голодом и жаждой. В таком же смысле можно понять и другие изречения Атея, например, свидетельствующие о его любви к лошадям. Так, пришедших к нему послов он спросил, чистя коня, занимается ли этим Филипп.

Древние авторы отмечали также особую хитрость Атея в проведении сражений с соседними племенами. Так, во время боя с трибаллами он приказал женщинам, детям и всем остальным, кто не входил в число его воинов-всадников, подогнать к тылу врага ослов и быков, неся при этом поднятые копья. Одновременно пустил слух, что к нему на помощь идет отдаленные скифские племена. Три-баллы испугались и отступили.

Но если Атей был так могуществен, как об этом говорят многие современные историки, если он имел сильное и многочисленное войско, то почему он не разгромил богатейшего в то время боспорского царя? Почему он только создавал видимость множества войска в борьбе с трибаллами и опирался преимущественно на свою природную хитрость и мудрость? И почему он искал помощи, когда на него хотел идти войной истрианский правитель, который вряд ли имел более сильное войско, чем так называемая объединенная Великая Скифия?

Атей во время войны с истрианами обратился за помощью к Филиппу II Македонскому, пообещав тому за это усыновить его и сделать, как ни странно, наследником Скифского царства. Но поскольку истрианский царь внезапно умер, то Атей тут же передумал и отверг помощь Филиппа, передав ему, что вовсе не просил его помочь и не предлагал усыновления, так как наследник при жизни собственного сына ему вовсе не нужен. Возникает закономерный вопрос: почему Атей сделал такое предложение, а Филипп поверил ему, послав на помощь отряд своих воинов. Не могло быть, чтобы македонский правитель не знал, что на самом деле представляет собой царство Атея, его семейство и окружение, а также лично сам царь, если воспользовался столь заманчивым предложением и решил оказать военную помощь. Филиппу II в то время исполнилось сорок два года и по своему возрасту он вполне мог быть не только сыном, но и внуком Атея. В борьбе за создание великой Македонии Филипп II использовал разнообразные методы, в том числе и достаточно хитроумные, как в случае с Атеем. Без всякой борьбы, лишь оказав подмогу, путем усыновления он надеялся присоединить к своей державе и скифские земли в Добрудже, что в итоге открыло бы для него прямой путь дальше на северо-запад Балкан. Обращение же Атея к македонцу было вызвано, вероятно, какими-то экстраординарными событиями в жизни царя и подвластного ему племени, может быть, страхом престарелого вождя на склоне жизни лишиться власти и стать подданным более молодого правителя.

После того, как Атей отправил обратно военный отряд, присланный Филиппом для борьбы с истрианами, разгневанный македонец направил к нему своих послов с требованием покрыть хотя бы часть издержек по осаде Византия, который ему никак не удавалось завоевать. «Атей, указав на суровый климат и скудость земли, которая не только не обогащает скифов наследственными имениями, но едва дает нужное для пропитания, ответил, что у него нет таких сокровищ, которыми можно было бы удовлетворить столь богатого царя; что, по его мнению, постыднее отделаться малым, чем отказать во всем, и что скифы ценятся не по богатствам, а по душевной доблести и телесной выносливости».

В ответ Филипп, сняв осаду Византия, отправился на войну со скифами. Посланные им послы уведомили Атея, что македонское войско движется к Истру, чтобы согласно обету установить статую Геракла, и Филипп просит свободного пропуска через его земли. Поняв хитрость Македонца, скифский царь передал ему, что будет лучше, если привезут статую без сопровождения воинов, он сам ее поставит, и она будет находиться здесь в целости и сохранности. В противном случае он не позволит македонскому войску нарушить границы его владений, а если Филипп посмеет поставить статую героя, то она будет переплавлена на наконечники стрел, как только он уйдет.

Угроза Атея не изменила планов Филиппа, явно хорошо осведомленного о том, какими на самом деле военными силами обладает гордый скиф. В состоявшемся сражении скифы были побеждены. Македонцы разорили скифское царство, захватили в плен 20 000 женщин и детей, большое количество скота, а также 20 000 великолепных лошадей.

Очевидно, все скифские воины были перебиты. Обычно Филипп очень жестоко расправлялся с противниками: так, после победы в кровавой битве на Крокусовом поле в Фессалии в 352 г. до н. э. он повелел всех захваченных в плен фокидских воинов (около 3000) утопить в море, а труп их правителя Ономарха распять.

В бою против Филиппа Атей погиб. Как поступил с его телом Македонец, никто из авторов не сообщает. Но самого главного, за чем пришел сюда Филипп, на скифской земле не оказалось. Он не смог увезти отсюда ни золота, ни серебра. Тем самым подтвердились слова Атея о бедности скифов в том значении, как понимал богатство македонский царь, для которого оно выражалось во владении драгоценными металлами. Главной же гордостью скифского правителя были прекрасные лошади и земля, на которой обитали его соплеменники.

Подлинна ли монета Атея из собрания Эрмитажа? (В. М. Брабич)

В отделе нумизматики Эрмитажа хранится серебряная монета Атея, скифского правителя IV в. до н. э. Ее диаметр 19 мм, вес 5,78 г, соотношение осей:

За последние два десятилетия монетная чеканка Атея привлекла значительное внимание. Такой интерес оправдан: большинство отечественных исследователей считают, что упомянутый правитель создал первое скифское государство, охватывавшее Северное и часть Западного Причерноморья - от Азовского моря до Добруджи, со столицей на месте Каменского городища на Днепре 1 . О монетах Атея стали говорить как о несомненном факте и в научной, и в популярной литературе 2 . Но все ли представляется здесь бесспорным?

1 (Подробно о царстве Атея см.: Шелов Д. Б. Скифо-македонский конфликт в истории античного мира. -МИ А, 1971, № 177, с. 54-63. Ср.: Шелов Д. Б. Социальное развитие скифского общества. - "Вопросы истории", 1972, № 3, с. 77. )

2 (Например: Карышковский П. О. Скифские сюжеты в типологии монет античного Причерноморья. - В кн.: Академия наук СССР. Ордена Трудового Красного Знамени Институт археологии. Тезисы докладов на секциях, посвященных итогам полевых исследований 1971 г. М., 1972, с. 309; Каришковський П. О. Про так зват портретш монети скифського царя Сюлура.- "Археолопя", 1973, № 9, с. 30; Лесков А., Хазанов А. Кто вы, скифы?-"Вокруг света", 1971, № 12, с. 31 )

В 1956 г. А. Рогальский опубликовал несколько редких монет Калла-тии (гераклейская колония на западном побережье Черного моря) из собрания Народного музея в Варне. В их числе была серебряная монета с изображением на лицевой стороне головы Артемиды вправо, с луком и колчаном за плечами, а на оборотной - стреляющего из лука конного скифа влево; за последним-надпись Ataia; внизу буквы КАЛ. Ссылаясь на Ф. Имхоф-Блумера и Г. Хилла, издавших еще в начале столетия две аналогичные монеты из музея Готы и Британского музея, автор подтвердил место и датировку данной чеканки - Каллатия, IV в. до н. э. - и тоже усмотрел в указанной надписи некое скифское имя. Он упомянул имя царя Атея, но не связывал его с монетной надписью, считая, что последняя называет имя магистрата 1 .

1 (А. Рогалски, "Образът на Артемида върху монети от Калатис", Известия на археологияеското дружество гр. Варна, 1956, кн. 10, с. 119-123. )

В 1959 г. В. А. Анохин сообщил об уникальной серебряной монете из московского Государственного Исторического музея и опубликовал ее, сопроводив краткой информацией. На лицевой стороне монеты вычеканена голова юного Геракла в львиной шкуре, обращенная влево, а на оборотной - конный скиф, подобный упомянутому выше, и надпись ATAIAS. Вероятно, указанная статья А. Рогальского осталась тогда не известной В. А. Анохину, который пришел к следующим выводам относительно открытой им монеты: она подлинная, принадлежит скифскому царю Атею и чеканена в южнопонтийском городе Гераклее в середине IV в. до н. э. (о чем свидетельствует, например, сходство с изображениями головы героя на гераклейских монетах того времени) 1 .

1 (СА, 1959, № 3, с. 276; ВДИ, 1959, № 4, с. 210; "Советский Союз", 1959, № 7, с. 34. Ср.: Анохин В. А. Монеты скифского царя Атея.- НиС, 1965, № 2, с. 3-15. )

В 1961 г. была напечатана статья А. Рогальского о монетах с именем скифского царя Атея, в которой автор, ссылаясь на мнение Анохина, высказывался за принадлежность Атею всех четырех монет (трех - с изображением головы Артемиды, одной - с изображением головы Геракла), но говорил об их чеканке в Каллатии 1 . В 1962 г. о том же писал П. О. Карышковекий в рецензии на несколько выпусков "Известий Варненского археологического общества", добавляя, что "на обороте драхмы с изображением Геракла, находящейся ныне в собрании ГИМ, внизу у края монетного кружка заметны верхние части букв КАЛ (Каллатия. - В. ?.)" и что "другой экземпляр такой же драхмы имеется в коллекции Государственного Эрмитажа" 2 .

1 (А. Рогалски, "Монети с името на скитския цар Атей", Известия на Варненското археологическо дружество, 1961, кн. 12, с. 23-27. )

2 (Карышковский П. О. Известия на Варненското археологическо дружество, кн. 8-12. -ВДИ, 1962, № 2, с. 147-148. )

В 1965 г. В. А. Анохин опубликовал статью о монетах скифского царя Атея на основе новых материалов, которыми он располагал: Л. Н. Белова (хранитель античных монет отдела нумизматики Эрмитажа) сообщила об имеющейся в музейном собрании "второй такой монете", аналогичной экземпляру из ГИМ, но значительно худшей сохранности, "а из публикации Рогальского", относящейся к 1956 г., "стало известно о существовании трех монет", чеканенных в Каллатии. Автор не упомянул статью Рогальского о чеканке Атея, вышедшую в 1961 г., хотя выразил недоумение по поводу высказывания Карышковского о наличии букв КАА на монете из ГИМ (сославшись на рецензию, где Карышковский говорил и о статье Рогальского, относящейся к 1961 г.). В своей статье Анохин пришел к таким выводам: монета Атея из эрмитажного собрания, безусловно, подлинная, как и из собрания ГИМ; обе эти монеты, имеющие на лицевой стороне изображение головы Геракла, чеканены при скифском царе Атее в Гераклее; три другие монеты (из музеев Готы, Варны и из Британского музея) с изображением головы Артемиды на лицевой стороне, всадником и буквами КАА на оборотной стороне выпущены при Атее же в Каллатии 1 .

1 (Анохин В. А. Указ. соч., с. 3-15. )

В 1967 г. Т. Герасимов, ознакомившись с эрмитажной монетой Атея и усмотрев на ней следы букв КАА (как и на экземпляре из ГИМ), напечатал статью, где, ссылаясь на работы Рогальского и Анохина, высказал предположение, что в любом случае обе эти монеты не являются ге-раклейской чеканкой. Более того, основываясь главным образом на стилистических особенностях изображений и анализе надписей ATAIAΣ и ATAIA, помещенных на пяти экземплярах монет, он пришел к выводу, что все эти монеты, приписываемые скифскому правителю Атею, - подделки нового времени. В подтверждение такого мнения автор привел, в частности, выявленную им деталь: буквы TAI в надписи ATAIAΣ на экземпляре из ГИМ имеют двойное очертание 1 .

1 ( Т. Герасимов, "Истински ли са монетите с надпис ATAIAΣ и ATAIA", Известия на Археологическия институт. София, 1967, кн. 30, с. 181-185. )

В 1970 г. А. Рогальский отверг в очередной статье о чеканке Атея все доводы Герасимова, настаивая (на основании приведенных нумизматических параллелей) на подлинности всех известных пяти монет данного царя. На этот раз автор был солидарен с Анохиным, считая, что монеты с изображением головы Геракла и без букв КАА могли быть вычеканены в Гераклее, а монеты с изображением головы Артемиды и буквами КАА-в Каллатии. Двойное очертание букв TAI в имени Атея на экземпляре из ГИМ автор объяснял тем, что такой контур мог получаться в отдельных деталях надписи или изображения при чеканке монет. Как бы в подтверждение его слов, увеличенная фотография монеты из собрания ГИМ, сопровождавшая статью, демонстрировала аккуратные двойные очертания не только указанных букв на оборотной стороне монеты, но и всего абриса лица Геракла на ее лицевой стороне 1 .

1 (А. Рогалски, "За някой "фалшиви" антични монети, сечени на Балканския полуостров. 4. Фалшиви ли са монетите с надпис ATAIAΣ и ATAIA", Известия на Народная музей. Варна, 1970, кн. 6, с. 3-19. )

По запросам Герасимова и Рогальского в 1971 г. эрмитажная монета Атея была исследована автором данной статьи.

Прежде всего, при чистке загрязненной поверхности монеты обыкновенным мягким ластиком не удалось обнаружить каких либо признаков букв КАА на ее оборотной стороне. Зато выявилось другое, в связи с чем следует подробнее сказать об отдельных утверждениях В. А. Анохина. Исследователь писал: "В 1959 г., когда был известен только один экземпляр монеты Атея (из ГИМ. - В. Б.), вопрос о ее подлинности стоял довольно остро, хотя и тогда не было никаких оснований считать монету поддельной. Никаких следов вторичной доработки изображений резцом не замечается". Другой экземпляр этого типа (из Эрмитажа) "также не производит впечатления поддельного и в этом смысле никогда не вызывал сомнений у Л. Н. Беловой. Наличие двух экземпляров этих редчайших монет, чеканенных одной парой штемпелей (это мнение высказано Л. Н. Беловой и разделяется мною), но различной сохранности, устраняет всякие сомнения в их подлинности" 1 .

1 (Анохин В. А. Указ. соч., с. 5-6. " )

Однако монета Атея из эрмитажного собрания сразу же производит впечатление литой. Кроме того, вряд ли можно говорить о тождественности штемпелей монет из ГИМ и эрмитажной: изображения на последней значительно грубее.

Далее, на лицевой стороне монеты наблюдается не двойной контур лица Геракла, как на экземпляре из ГИМ, а явные следы доработки резцом. Такая же доработка выполнена аккуратнее в теменной и затылочной частях головы.

Наконец, на оборотной стороне монеты не прослеживаются двойные очертания букв TAI в имени Атея, как на экземпляре из ГИМ. Зато изображение головы коня, приходящееся к тому же на некую раковину в металле (последняя могла появиться при изготовлении монеты способом литья), свидетельствует о доработке монеты резцом.

Основные результаты визуального изучения монеты позволили с уверенностью говорить, что эрмитажный экземпляр представляет позднейшую и достаточно грубо изготовленную подделку ("моделью" для которой, может быть, послужила монета из собрания ГИМ). Об этом говорилось на научном заседании в отделе нумизматики 1 и было сообщено Т. Герасимову, А. Рогальскому и В. А. Анохину. Герасимов использовал полученные сведения в своей работе 1972 г. в качестве дополнительных доказательств поддельности всех известных монет с именем Атея 2 ; Рогальский согласился с вероятностью подделки эрмитажной монеты 3 ; Анохин в новой статье о чеканке упомянутого правителя подробно развил ранее изложенные положения о подлинности всех пяти монет Атея 4 . В отношении же экземпляра из Эрмитажа Анохин утверждал следующее: идентичность штемпелей, которыми чеканены монеты из Эрмитажа и ГИМ, "почти не вызывает сомнений"; на эрмитажной монете имеются следы не доработки резцом, а порчи изображений в результате сильной равномерной коррозии в естественных условиях на протяжении многих лет (что, по словам исследователя, подтвердил геолог А. Д. Быков при осмотре монеты) 5 .

2 (Т. Герасимов, "Отново за фалшивите монети с надписи ATAIAΣ и ATAIA", Известия на Народная музей. Варна, 1972, кн. 8, с. 3-16. )

4 (Анохин В. А. Монеты Атея. - В кн.: Скифские древности. Киев, 1973, с. 20-41. )

5 (Там же, с. 30-32. )

Однако нет никаких сведений об археологическом происхождении эрмитажного экземпляра монеты Атея, и по просьбе автора данной статьи в физико-рентгеновской лаборатории Эрмитажа был проведен рентгеноструктурный анализ этой монеты. Анализ показал, что монета не чеканенная, а литая. Следовательно, тем больше оснований считать ее поддельной 1 .

1 (Статья находилась в печати, когда была опубликована работа А. Рогальского "К вопросу о монетах скифского царя Атея" (НиС, 1974, № 5, с. 3-13). По-прежнему считая указанные монеты подлинными и как бы заканчивая дискуссию о них, автор допускал уже более осторожную формулировку в отношении эрмитажного экземпляра: "...даже если предположить, что этот экземпляр не оригинален и получен путем отливки, все-таки это не доказывает, что московский экземпляр является фальшивым" (Рогальский А. Указ. соч., с. 12). В связи с таким высказыванием подчеркнем, что настоящая статья касается только эрмитажной монеты. )

История Крыма Февраль 12, 2014

Из свидетельств древних авторов известно, что в первой половине IV века до н.э. Скифией правил могущественный Атей, современник Филиппа Македонского. По понятиям греков, он был царем, но до сих пор неясно, каков был действительный характер его власти.

При Атее скифское общество сделало еще один шаг вперед — от временных военных объединений племен к постоянному многоплеменному союзу, в котором уже можно уловить некоторые черты складывающегося государства. Процесс его дальнейшего формирования был длительным и постепенным: по-видимому, при Атее он только начинался.

Из-за малочисленности и фрагментарности сведений об общественно-политическом строе скифов существуют разные точки зрения на этот вопрос. Некоторые ученые считают, что у скифов уже в VI веке до н.э. сложилось государство; другие доказывают, что в период правления Атея государства еще не было.

Трудно точно определить границы владений этого царя. По сообщению Страбона, они тянулись от Днепра до Азовского моря, видимо, включая и часть Крыма. Постепенно скифы распространили свою власть и на территорию к югу от Дуная.

Письменные и археологические данные (находки злаков и орудий труда) говорят о том, что основным занятием скифского населения этого времени было плужное земледелие и кочевое скотоводство. Продолжалось также развитие ремесла и образование таких крупных ремесленных центров (уже городского типа), как исследованное Б.Н. Граковым Каменское городище на Днепре.

Возможно, это был первый центр формирующегося скифского государства. «Город литейщиков и кузнецов», как называл его Граков, вел оживленную торговлю, о чем можно судить по найденным многочисленным греческим амфорам с клеймами Гераклеи, Синопы, Херсонеса и других городов.

К IV веку до н.э. относятся также наиболее богатые, так называемые «царские» курганы, в которых хоронили представителей скифской знати. В них находят много драгоценных золотых вещей, захоронения коней и специально умерщвленных слуг и рабов.

В эту эпоху наблюдаются существенные изменения в военном деле скифов. Всеобщее народное ополчение времени Геродота заменяется специально созданным войском (дружинами) во главе с военачальниками. Это существенная примета нового общества, отличного от строя военной демократии, когда каждый скиф был конным стрелком.

Теперь вся власть сосредоточивается в руках одного лица — военного вождя и правителя Атея. Ее упрочению, несомненно, способствовали военные успехи и умелая политика по отношению к соседним греческим городам.

Атей поддерживал хорошие отношения с городом Западного Причерноморья Аполлонией, через посредничество которой он вел дипломатические переговоры с Филиппом Македонским. На некоторое время Атею, видимо, удалось заключить договор с Филиппом, и он получил от него военную помощь для борьбы с дунайскими племенами. Однако Филипп вероломно нарушил договор, и сильное македонское войско вторглось на территорию Скифии.

По свидетельству римских писателей Юстина и Оросия, скифы и доблестью, и числом превосходили македонян, но Филипп победил их хитростью. В битве на Истре в 339 году погиб отважно сражавшийся во главе своего войска девяностолетний Атей. Греки захватили много женщин и детей и угнали стада скота.

Но сопротивление скифов и других соседних племен было так велико, что Филипп спешно покинул страну. Он был ранен в пути, а его войско с трудом пробилось назад в Македонию. Однако главная цель похода Филаппа была достигнута: он предотвратил продвижение скифов на юг, укрепил свой тыл во Фракии перед решительной борьбой за господство в Греции.

После гибели Атея Скифское царство распалось.